Поборов растерянность, я встал и, сжав кулаки, принялся кружить по комнате. Что делать? Сдаться? Только не это! Бежать? К несчастью, ничего лучшего в голову не приходило. Но в конце концов меня все равно поймают. К тому же нельзя всю жизнь провести в бегах. А что, если меня опознал портье? Возможно, даже здесь, сейчас, сию минуту я в опасности!
Не тратя больше времени попусту, я бросился в ванную, вынул из рюкзака свои туалетные принадлежности и намазал голову пеной для бритья. Я не сводил пристального взгляда с собственного отражения в зеркале. Затем дрожащей рукой, но медленно и методично стал водить бритвой от затылка ко лбу. С непривычки я несколько раз порезался, и кожа на голове горела, но вот, наконец, я стал лысым. Ополоснув голову, я опять взглянул на себя в зеркало. И сам себя не узнал. Отлично, этого пока хватит. Я похож на кого-то другого. Например, на вратаря марсельской футбольной команды.
Торопливо собрав вещи, я убедился, что ничего не забыл, и вышел из номера. Быстро спустился по лестнице. Внизу бросил взгляд на стойку портье. Никого. Путь свободен. Глубоко вдохнув, я направился к двери и вышел на улицу.
Темнело. В полумраке мне было спокойнее. Так и привыкнуть недолго. Превратиться в ночное животное. Я задумался, смогу ли когда-нибудь выйти при свете дня? Долго еще я буду жить в вечном страхе, что меня найдут, опознают? И если существует хоть какой-нибудь способ доказать свою невиновность, мне стоит поторопиться. Мне не удастся вечно ускользать от полиции. Усталость и страх в конце концов заставят меня допустить промах. Так бывает всегда.
С бьющимся сердцем я шел, опустив голову, по авеню Бувин, в другую сторону от площади Насьон. Руки у меня тряслись, и каждый раз, когда навстречу мне попадался прохожий, я отводил глаза из страха быть опознанным. Жуткое ощущение. Словно каждая пролетевшая секунда — очередная отсрочка. Я не мог отделаться от мысли, что на меня вот-вот набросятся, прямо здесь, посреди улицы, и никогда мне не обрести укрытия, убежища.
Вскоре показалось здание, где находилась квартира Жерара Рейнальда. Я заколебался. Наверняка это самая большая глупость, какую я мог совершить, когда все силы полиции брошены на мои поиски, когда по всей стране вступила в действие специальная антитеррористическая программа «Вижипират». Лучшего способа угодить прямо в пасть ко льву не придумаешь. Но я не знал, что мне делать, куда идти, как из всего этого выпутаться. Я был один и готов ко всему. Пусть мне суждено быть арестованным, я хотя бы попытаюсь что-то предпринять!
Этот Жерар Рейнальд — одна из немногих стоящих зацепок. И мне точно удалось бы через него что-то выяснить. Что ни говори, а терять мне почти нечего. Я уже утратил прошлое, имя, десять лет жизни, потерял Аньес… Стоит ли бояться тюрьмы, когда ничего дорогого уже не осталось? Только одно имело для меня какую-то ценность, хотя именно этим я никогда не обладал: истина.
Я решил попытать счастья. Прошел еще несколько шагов и тут заметил две полицейские машины, припаркованные перед домом. Ничего не поделаешь. Не лезть же самому в петлю. Квартира Рейнальда под наблюдением. Этого следовало ожидать.
Я тут же повернул назад. Надо найти что-то еще, причем немедленно. Нельзя вот так бродить по городу. Мне отчаянно хотелось что-то предпринять, двигаться вперед. Бездействием делу не поможешь.
И тут меня осенило. Я достал свою записную книжку и нашел адрес этого мерзавца мэтра Блено. Раз уж он меня обставил, раз отказался поделиться информацией, почему бы мне не добыть ее самому? Мне не терпелось взломать чью-нибудь дверь. Его контора располагалась в Седьмом округе.
Из страха быть узнанным я забился в самый дальний уголок автобуса. Незадолго до двадцати двух часов я наконец оказался перед конторой адвоката, расположенной на третьем этаже старого парижского дома. Секунду поколебавшись, я убедился, что на лестничной площадке никого нет, и позвонил в дверь. Ни звука. Позвонил снова. По-прежнему ничего. Контора пустовала.
То, что произошло потом, выходило за рамки моего понимания или, по крайней мере, моего сознания. Я действовал не размышляя, подчинившись неведомому мне рефлексу. Возможно, под воздействием паники и спешки я вынул из рюкзака швейцарский нож и попытался открыть замок.
Мои движения были необыкновенно точны, словно я отрабатывал их тысячу раз: как будто я повторял наизусть строфы забытого стихотворения. Ощущение было то же, что и в тот день, когда я вел машину своего начальника: я в совершенстве владел навыком, которого, по логике вещей, у меня быть не могло.
Я вставил самый кончик лезвия в замочную скважину. Медленно тянешь его на себя, чтобы оценить жесткость пружин. Затем слегка поворачиваешь замок. Опять вставляешь кончик ножа, на этот раз прижимая его к штифтам. Проделываешь это снова и снова, каждый раз увеличивая давление, пока не почувствуешь, что штифты начинают проталкиваться. Вот. Почти все ключевые штифты протолкнуты. Теперь вынимай нож. Готово. Ты внутри.
Дверь открылась.
Я выпрямился, с изумлением глядя на свои руки. Как мне это удалось? Где я этому научился? Неужели в своем прочно забытом прошлом я был взломщиком? Я встряхнул головой, позабавленный и озадаченный.
Убедившись, что на лестничной клетке по-прежнему никого нет, я, стараясь не шуметь, проник в адвокатскую контору и закрыл за собой дверь.
Нет ли здесь сигнализации? Я обследовал стены, потолок, все углы в поисках датчиков движения. Ничего. Странно. Не такой уж ловкач этот мэтр Блено. Я прошел в приемную, пытаясь сориентироваться. Кабинетов было несколько, но один оказался явно просторнее и обставлен лучше других. Наверняка кабинет самого адвоката. Я тут же вошел внутрь.